Телятьев, Виктор Васильевич

Виктор Васильевич Телятьев (5 февраля 1931, рудник Воскресенский Красно-Чикойского района Читинской области – 26 октября 2006) — иркутский ученый, фитотерапевт, автор справочника «Полезные растения Центральной Сибири».

В 1955 году окончил фармацевтический факультет Иркутского государственного медицинского института и был зачислен на кафедру фармакогнозии того же института на должность ассистента. В 1960 переведен на ставку старшего преподавателя и командирован на год в Ленинградский химико-фармацевтический институт на кафедру фармакогнозии и ботаники. В 1969 назначен заведующим курсом фармакогнозии при кафедре фармацевтической химии с курсом фармакогнозии Иркутского государственного медицинского института. В 1973 избран по конкурсу старшим научным сотрудником лаборатории кокковых инфекций иркутского НИИ эпидемиологии и микробиологии, в 1978 — руководителем группы лекарственных растений, старшим научным сотрудником Сибирского института физиологии и биохимии растений СО РАН.

В 1973 по совместительству был приглашен на должность врача-фитотерапевта в иркутскую поликлинику № 2. После перехода на работу в систему Академии наук, с 1978 по 1989 год, по совместительству работал консультантом-фитотерапевтом поликлиники Иркутского научного центра.

В 1989 по соглашению между руководством СИФИБРа СО РАН, ВСФ АМН СССР, отделом здравоохранения Иркутского облисполкома и Иркутской ОКБ на базе областной клинической больницы был назначен по совместительству руководителем межведомственной лаборатории фитотерапевтического лечения, реорганизованной в том же году в лабораторию фитотерапии Восточно-Сибирского отделения Академии Медицинских Наук СССР.

Вел прием пациентов в Братске, Ангарске, Усолье-Сибирском, Слюдянке, Черемхово и др.

В мае 1992 организовал частное научно-практическое предприятие — лабораторию фитотерапии "Вивател", реорганизованное затем в ООО "Научно-практическая лаборатория фитотерапии ВИВАТЕЛ". Общий научный стаж Виктора Телятьева составляет 48 лет. Стаж фитотерапевта — 30 лет. Разработал 48 комплексных препаратов растительного происхождения.

Приложение. Интервью с Виктором Васильевичем Телятьевым (2006)

В одной из обычных блочных многоэтажек столицы Приангарья живет человек, имя которого давно стало нарицательным. Скажешь: Виктор Телятьев — и вспоминаются бескрайняя сибирская тайга, сотни растений, изученных и собранных ученым и его коллегами во время летних экспедиций. Тысячи больных, которым помогли излечиться приготовленные им фитопрепараты, написанные им книги, а еще — созданный его усилиями знаменитый Кочергат, база, где впервые стали выращивать целебное разнотравье, несколько поколений медиков, которые слушали лекции знаменитого ученого...

"Секретари ЦК шли ко мне на консультации"

— Когда я шла к вам, то представляла место, где вы живете, ваш дом несколько иными.

— Ну да, вы думали, что я живу в роскошном коттедже.

— Нет, но то, что я увидела — грязь в подъезде, неухоженный двор, — несколько не увязывается...

— Это все домоуправление. А вообще—то здесь, в микрорайоне, самое экологически чистое место Иркутска. Студенты университета постоянно проводят, как теперь принято говорить, мониторинг. И только тут выявляют наличие особых водорослей, которые растут на коре деревьев и в некоторых других только экологически чистых местах.

— Виктор Васильевич, вы начали свою деятельность как ученый в 50—е годы?

— Точнее, В 55—м году. Я был фармакогностом. Фармакогнозией, то есть наукой о лекарственных растениях, занимаюсь уже полвека.

— Это, наверное, считалось тогда, каким—то знахарским занятием?

— Знаете, у меня лечился секретарь Иркутского обкома партии Евстафий Никитич Антипин. Я делал ему назначения, готовил свои препараты. Позже консультировал по вопросам здоровья секретарей ЦК КПСС Зимянина, Александрова. И когда начинают говорить, что на меня в свое время давили, я отвечаю: это ложь. Никто на меня не давил.

— А разве ваша деятельность не приравнивалась в общественном сознании к знахарству?

— Только среди медиков. Народ очень положительно относился и к народной медицине, и к фитотерапии. А потом, у нас очень хорошо была развита химико—фармацевтическая промышленность, в те времена одна из лучших в мире. Поэтому фитотерапию на государственном уровне особо и не двигали.

Как—то мне довелось лететь на съезд с Борисом Александровичем Петровским, тогдашним министром здравоохранения. Незадолго до того он написал большую критическую статью в "Известиях", посвященную фитотерапии. А в частном разговоре с нами, медиками, отзывался о ней весьма одобрительно. Мы к нему пристали с расспросами: почему так — в печати вы нас ругаете, а здесь хвалите? Он откровенно сказал: "Если я, как министр, выступлю в газете с одобрением фитотерапии, то мне министром не быть и вдобавок придется закрывать много химфармзаводов". Так было.

— Скажите, а как высокие правительственные руководители вышли на вас?

— Через обком партии и Евстафия Никитина. Кстати, он недавно выпустил книжку "События, люди, встречи" и там рассказал о том, как у меня лечился.

— Я знаю, что вы никогда не были членом партии. Но вас туда, наверное, звали, заманивали как—то?

— В те времена многих заманивали. Отказаться было очень трудно, но мне повезло. На открытом партсобрании института меня уже приняли в партию, осталось утвердить решение в райкоме. Но прежний секретарь неожиданно уехал, вместо него поставили кого—то из замов, который очень буквально понимал инструкцию ЦК не пускать в партию интеллигентов. И меня оставили в покое.

Японское средство от конъюнктивита

— Расскажите, пожалуйста, о своей семье.

— Мой отец — горный инженер, работал и директором шахты, и горно—техническим инспектором округа, строил угольную шахту в Черемхово. Дед — священник отец Симеон. Я мало знаю о его судьбе, но год назад в Америке, похоже, нашелся наш родственник, тоже Телятьев. Он сообщил, что в Харбине в двадцатых годах встречал отца Симеона из Читы. Думаю, что мой дед вместе с другими соотечественниками просто эмигрировал.

Мамин отец, Василий Иванович Трошин, работал инженером на уральских заводах. Мама была одаренным человеком, у нее было великолепное колоратурное сопрано. Она много колесила по Сибири с агитпоездом, который организовал Ленин, зимой в неотапливаемом вагоне застудила связки и потеряла голос. Кроме меня в семье было еще трое детей — две сестры и брат. Сегодня, к сожалению, в живых двое: я и моя сестра Роза Васильевна.

— Есть еще один довольно известный факт из вашей биографии: в детстве вас вылечили японские врачи. От чего?

— У меня был сильный конъюнктивит. Наши врачи стали мазать раздраженные веки медным карандашом и сожгли мне глаза. Тогда я только поступил в Иркутский горный институт и нас отправили на сельхозработы. Мы жили в дырявом сарае до середины октября, спали на мешках с соломой. Кормили нас тоже отвратительно: мясо, например, было червивым. Но мы нашли выход из положения: кругом было много голубей, ночью ходили с фонариком, ловили птиц и варили из них суп. Этим спасались.

После этих сельхозработ я ходил на занятия с температурой сорок. А потом, когда уже сам ходить не смог — мы жили на 4—й Советской в бараках, — однокурсники брали меня под руки и тащили через весь город на лекции. Словом, я заработал тогда сильнейший плеврит и даже порок сердца. Пришлось взять академический отпуск.

Дома, в Новопавловке, меня смотрели японские врачи, которые отбывали в Забайкалье срок за участие во Второй мировой войне. С помощью только им ведомых средств они подняли меня на ноги, вернули зрение. Но комиссия, проверявшая здоровье студентов горно—металлургического, меня забраковала, признала негодным к учебе. И я восстановился после академического отпуска в мединституте, увлекся ботаникой, наукой.

— Чем запомнились вам студенческие годы?

— Мединститут был одним из музыкальных центров города — знаменитый хор Патрушева чего стоил! А руководитель народного оркестра Заболотный так мне и не простил, что я ушел из его коллектива, в котором играл на домре.

Студенты давали каждому факультету свое специфическое название. Фармацевтов, например, называли фармабобиками — они за травками бегали, фармфак переименовали в хламфак. Санфак вообще назвали весьма неприличным словом — санитары часто обследовали всякие помойки, выгребные ямы.

Но прозвища прозвищами, а учебный процесс на фармацевтическом был сложным. Очень глубоко, например, преподавали химию — 9 предметов, многих и в университетах не было. Токсикологическая химия, судебная, медицинская, фармацевтическая — никто и нигде этого не изучал. Очень широкая программа по органической химии, факультет действительно был непростым.

Кстати, на фармацевтическом учились одни девушки, 49 человек на курсе, что меня поначалу сильно смущало.

"Девчонки считали меня своим братом"

— Единственный юноша в группе, наверное, был в центре всеобщего внимания?

— Да, девчонки относились ко мне замечательно, я считался у них за старшего брата. Они мне доверяли. И частенько такие девичьи разговоры при мне заводили — хотелось сразу убежать куда—нибудь. А они болтают—болтают, а потом вроде как нечаянно вспомнят: ах, ты, Витюля, тут!

Я был старостой курса. На старших курсах они часто спрашивали моего совета — подходит этот жених или нет. Я был у них главным консультантом по всем этим делам. Интересно, что, если девушки меня слушались, все у них было нормально. Но если я говорил кому—нибудь: "Ты с этим парнем жить не будешь", а мой совет игнорировался, такие браки обязательно распадались.

— То есть вы их замуж отдавали?

— Ну, можно сказать и так. Кого—то выдавал, а кому—то, наоборот, запрещал.

— И они вас слушались?

— Да, почти все слушались. Была одна очень строптивая — Нэля Романова. Ну вышла она замуж за своего горняка, а через полгода они все равно разбежались. Я знал ее парня, встречал на институтских вечерах, в спортзале, общежитии — ничего хорошего. По—моему все и получилось.

— Наверное, хорошие девчонки были, не вертихвостки?

— Этих тоже хватало. Одна умудрилась как—то назначить парню свидание на одном углу Урицкого, второму — на другом. А сама ушла гулять с третьим, такая была юмористка. Хотя все эти невинные развлечения выглядят сегодня такими скромными. Отношения были другими: взять девушку под руку, например, в наше время значило многое, совсем не то, что сегодня.

Мир, открывшийся людям

— Виктор Васильевич, как сложилась ваша судьба после окончания вуза?

— Меня оставили ассистентом кафедры фармакогнозии. Когда я был старшим преподавателем, меня отправили в ленинградскую аспирантуру. Но, выполнив необходимый кандидатский объем и пройдя предзащиту, пришлось вернуться домой в Иркутск. А тут то практика, то госэкзамены, то еще что—то. Надо ехать защищаться, а меня не пускают.

Так прошло полгода, а когда я наконец приехал в Ленинград, у моей руководительницы были серьезные проблемы, и ей пришлось вскоре уволиться. Осталось довольно много соискателей, которые не стали защищаться. Любопытно, что в одной современной энциклопедии, где есть моя фамилия, написано, что я защитил кандидатскую диссертацию по хохлатке сибирской и хохлатке— недотроге.

— А этого на самом деле не было?

— Конечно, не было. Хотя и могло бы быть — при более благополучных обстоятельствах.

— Как называется эта энциклопедия?

— "Народная медицина", издана в Санкт—Петербурге.

— О том, что в Иркутске есть такой Телятьев, который лечит травами, в СССР узнали довольно быстро...

— Однажды меня отправили в Москву на факультет повышения квалификации. Шел 1958 год, я жил в квартире своего друга—дипломата, которого крупный партийный руководитель Промыслов попросил организовать встречу со мной. Незадолго до того я вылечил жену этого дипломата от очень неприятного заболевания желудка, поил ее курильским чаем. Она пропила целый мешок и полностью воскресла.

Познакомился с Промысловым, а потом уже с Зимяниным и Александровым. Высокие партийные чиновники боялись считать себя больными, иначе их карьера могла пострадать. А у них тогда, в середине 50—х, даже знаменитой Кремлевки не было. Сталин вообще отказывался от помощи врачей, его врачевал один охранник, которому он доверял. Когда хватились — у Сталина ни одной таблетки не нашли, аптечки не было. Здоровье первых лиц государства в середине прошлого века как—то не очень контролировалось. Единственное — отдыхали они в хороших санаториях.

— А где вы сами отдыхали? Были у вас какие—то любимые санатории или дома отдыха?

— За всю свою жизнь я только раз использовал отпуск для отдыха — в 69—м, когда ездил в Приморье, на родину жены. Но и там пришлось поработать: сотрудники местного горпромхоза попросили меня организовать для японцев заготовку 37 видов лекарственных растений. Все остальное время брал отпуск и уходил в экспедиции.

Каждую весну я набирал студентов, и мы отправлялись то в Саяны, то еще куда—нибудь. Тысячи километров наматывали пешком по тайге, забираясь порой в непроходимую глушь, — изучали растения, собирали лекарственные травы. Эти походы нам никто, конечно, не оплачивал. У студентов была стипендия и очень скромные суточные — 70 копеек в день. А я вкладывал в это дело все свои отпускные. Жена сначала, конечно, ворчала. Но потом сходила с нами в тайгу и поняла, что это такое.

— Мне представляется, что вам присуща особая профессиональная смелость в отстаивании того, что вы считаете принципиально важным в своем деле. Тем более что медицина всегда была иерархически очень консервативна, на первом месте там другие специальности.

— Было и это. А теперь на первом месте знахари и проходимцы. Конечно, я пробивал фитотерапию, вообще лекарственные растения, много лет подряд, используя все доступные мне средства. На телевидении у меня был свой цикл передач, в "Восточно—Сибирской правде", "Советской молодежи" много писал о лекарственных растениях, вел специальные рубрики. Иркутяне это хорошо помнят. Еще читал лекции по линии общества "Знание" (этой работой тогда вообще мало кто занимался) и собирал большие залы. Иркутский Дворец профсоюзов на 600 с лишним человек всегда был заполнен до отказа. Потом радиофицировали фойе, улицу — там тоже стояли люди и слушали рассказы о растениях. Ангарчане помнят мои лекции в ДК "Современник", где я выступал много лет подряд.

— Люди заново открывали, казалось бы, привычный мир растений...

— Да. А в середине 60—х вышла моя первая книжка об уникальном мире лечебных трав Сибири и о том, как их правильно заготавливать без ущерба для природы.

— Скажите, а когда вы поняли, что дело, которым вы занимаетесь, интересует не только иркутян и жителей Сибири?

— После публикации в "Известиях" я как—то получил 35 тысяч писем за неделю! На многие отвечал сам, потом мне выделили комсомольский актив, ребята сортировали письма по диагнозам, отправляли мои рекомендации. Мы тогда израсходовали весь запас конвертов в институте, потом пошли в ход мои личные деньги. Друзья говорили: какого черта ты возишься с этими письмами, если хотят что—то получить, пусть хотя бы конверты пришлют. В самом деле: из тех 35 тысяч конверты для ответа прислали от силы человек пятьсот.

— Такая сверхпопулярность как—то отражалась на вашем финансовом состоянии?

— Абсолютно никак. Работая старшим научным сотрудником, получал ставку 360 рублей. Когда был лаборантом — 98, ассистентом — 105 рублей. Все как у всех.

— Не ошибусь, наверное, если скажу, что в учениках у вас никогда не было недостатка?

— Ну, тысячи две, наверное, выпустил. Любопытно, что в институте меня на эту тему долго прессовали: почему на моих лекциях всегда присутствует чуть ли не вдвое больше положенного числа студентов? В самом деле, на нашем курсе было 98 человек, остальные приходили послушать просто так — с лечфака, стомфака и других факультетов. По какому праву я пускаю посторонних на свои лекции, постоянно недоумевали некоторые мои коллеги, пока проректор по учебной работе Евдокия Ивановна Мельникова им не сказала: "А вы научитесь читать лекции так, чтобы к вам 200 человек приходили!"

Студенты медицинского интересовались фармакогнозией. На наших студенческих конференциях, например, всегда присутствовали с других факультетов — мы старались подробно и увлекательно рассказать о наших летних экспедициях, о том, что удалось отыскать, собрать, изучить в тайге.

История с налимовкой

— Нельзя говорить с Телятьевым и не спросить какое—нибудь эффективное средство... ну хотя бы от пьянства — одного из самых распространенных людских пороков.

— Да, я всегда терпеть не мог пьяниц, какими бы талантливыми они ни были. Пьянство — это распущенность.

— Согласна. Можно ли избавиться от него с помощью каких—то простых средств?

— Рекомендую пить чебрец, он же богородская трава. Но делать это нужно долго. Эффективна тут и рыба налим.

— То есть?

— А она очень хорошо излечивает алкоголизм, хотя в одних случаях эффект может быть великолепный, в других — никакого.

— А от чего это зависит?

— От организма человека. С налимом был один интересный случай. Знакомая сделала как—то налимью настойку (свежепойманного, еще живого налима заливают водкой и настаивают, пока слизь не растворится. Когда появится такая специфическая мутная жидкость — растворенная в водке слизь, — значит, препарат готов).

Дальше так. Пьяный человек ищет, чего бы еще выпить. Ему дают граммов пятьдесят этой налимовки, и начинается история с географией — бесконечная рвота.

Вот моя знакомая настояла налима. Соседка к ней приходит: "Мой сегодня так напился, теперь еще требует, а у меня ничего нет. Нальешь чего—нибудь?" Та говорит: "У меня вот налимовка есть". — "Ну давай твою налимовку". Дома налила мужикам, и вскоре они уже не отлипали от раковины. Ну, кое—как уснули. Утром пошли на работу, сели в троллейбус. А там мужик ехал с глубочайшего похмелья. Он как дыхнет — те дверь у троллейбуса выломали, чтобы на улицу выскочить. Им налимовка помогла.

Ведь что такое истинный алкоголизм? Это когда сам организм перестает вырабатывать алкоголь. А то, что сейчас все пьют, — просто пьянство, бытовая распущенность.

— А курение? Вы, кстати, курите?

— Второй год как бросил.

— А что курили?

— Обычные сигареты, "Луч" называются, без фильтра.

— Батюшки, никогда бы не подумала, что знаменитый Телятьев...

— Курить я бросил резко. Сидел вечером в ванной (я курил только там), сигареты были, а спички куда—то подевались. Я поискал — нету. А потом подумал: какого черта я курю? Выбросил сигареты в ведро — и все.

— А сколько лет курили?

— Много. Но с перерывами: бросал, года три не курил, потом опять начал.

— А есть какие—то простые средства, которые помогают избавиться от курения?

— Есть, конечно. Самое примитивное — полоскать рот четвертьпроцентным раствором ляписа (азотнокислое серебро, продается в аптеках). Если прополоскать, а потом закурить, во рту словно кошки переночевали. Гадость, конечно. Так наши рецепторы действуют.

— Есть еще одна плохая привычка — неумеренность в еде и, как следствие, полнота. Тут как быть? Какие травы подавляют аппетит?

— Все, которые содержат горечь: вахта трехлистная, горечавки разные. Они процессы ассимиляции—диссимиляции нормализуют. А вообще, конечно, лишний вес — серьезная болезнь нашего общества. Американского особенно, там это действительно страшная беда. Помочь здесь сложно, это ведь на психологическом уровне прежде всего.

У меня был когда—то простой, но очень эффективный способ похудеть: я брал таких жирных дамочек в наши экспедиции. Например, Марину Искандерову, жену иркутского художника Бори Дубенского. При 150 сантиметрах она весила около 120 килограммов. Марина сама ко мне просилась, вот и допросилась.

Забросили нас в тайгу, машина ушла, а мы отправились в лес. У нее был рюкзак как у всех, хотя, наверное, ей надо было сделать поменьше — она еще и свой вес носит. Но ничего. За 30 суток мы прошли тысячу с лишним километров. Марина тогда похудела на 50 килограммов и не знала, радоваться ей или плакать. Она ведь полностью лишилась одежды, нужно было покупать все—все новое, от белья до зимнего пальто.

— Ну это, знаете, экстремальный рецепт. А более щадящий?

— Надо кашу перловую есть, в ней много клетчатки, быстро происходит насыщение.

— Скажите пожалуйста, где можно получить индивидуальные консультации по фитотерапии?

— В научно—практической лаборатории фитотерапии, которая называется "Вивател". Она находится в Иркутске, на Байкальской, 77. Прием ведет кандидат медицинских наук Роза Васильевна Телятьева. Приходите — и будьте здоровы!

Личное

— Виктор Васильевич, ваше любимое кушанье?

— Даже затрудняюсь сказать. Нравится баранина, фаршированная чесноком, вообще — хорошо приготовленное мясо.

— А любимые напитки?

— Алкогольные, что ли?

— Не обязательно алкогольные, вообще — любые напитки.

— А я никакие не пью, кроме собственных. Могу, правда, варенье какое-нибудь разболтать. Это все.

— Пиво пьете?

— Очень редко.

— А вино?

— Хорошее могу выпить.

— Это какое же?

— Например, кагор. Есть монастырский кагор, свердловский, он очень хороший.

— Ну вот, скажут — Телятьев алкоголь рекламирует. А чай пьете?

— Чай пью.

— Какой?

— Сейчас, например, "Принцесса Канди". Хороший чай.

— Сомнительно, по—моему.

— А я пью купированный чай. Купаж — смесь. Сам подбираю сорта, сам смешиваю. Получается неплохо.

— Ваше представление об отдыхе?

— Я никогда не отдыхал и не могу ответить на ваш вопрос.

— Что для вас женщины?

— Ну что женщины... Я не отношусь к бабникам. Я — однолюб. Вот портрет моей жены: Галка, Галина Кузьминична. Она погибла молодой, сгорела в автомобильной катастрофе.

— Вы вместе учились?

— Нет, она санфак окончила, а я — фармфак. Она младше меня на несколько лет... Училась, кстати, вместе с моей сестрой Розой Васильевной. Мы поженились уже после института.

— А что для вас вообще жизнь, Виктор Васильевич? В чем ее смысл?

— Да, вопросы у вас... Жизнь дана, чтобы жить, в этом и смысл. А уж каждый сам решает — как.

Ирина Алексеева. Иркипедия, 2006